Вынужденные каникулы в ожидании начала сезона длятся уже третий месяц, и Макс Ферстаппен, находясь в Монако, активно тренируется, участвует в виртуальных гонках, но при этом поддерживает связь со своей командой Red Bull Racing.
Впрочем, в Милтон-Кинсе, как и на базах других команд Формулы 1, сейчас мало что происходит.
«Наша команда сможет вернуться к работе в начале июня, – рассказал голландский гонщик в интервью своему официальному сайту. – Ещё предстоит понять, как мы будем это делать, и в какой мере это получится, учитывая меры, которые принимаются в Великобритании. Но мы с командой периодически контактируем, а однажды весь коллектив собрался, чтобы пообщаться через Zoom, и это было здорово. Когда все подключились, на связи друг с другом было 800 человек.
Мне нравится, когда мы все вместе. В бригаде, которая со мной работает, все специалисты очень высокого уровня, они умеют действовать очень быстро, даже когда им приходится ремонтировать машину. Пит-стопы механики Red Bull тоже проводят в невероятном темпе. Мы установили мировой рекорд, но для этого необходимо упорно тренироваться».
В карьере Ферстаппена было немало ярких моментов, но когда его попросили рассказать о каком-нибудь эпизоде, о котором ему до сих пор неловко вспоминать, Макс в качестве примера привёл Гран При США 2016 года.
«Дело было в Остине в 2016-м, всё шло неплохо, я ехал на 4-й позиции, – поделился он. – Инженер сказал по радио, чтобы я поднажал, а в те времена это обычно означало, что мне предстоит пит-стоп. Он это сказал, после чего я проехал круг и свернул на пит-лейн. Но по дороге туда я сообразил, что вообще-то меня не звали на пит-стоп, инженер не говорил, что я должен остановиться в боксах.
Тогда я подумал: "Что я наделал?" По радио я сообщил, что уже еду по пит-лейн. Механики схватили шины и выбежали из гаража, но пит-стоп продолжался восемь или девять секунд. Несмотря на мою ошибку, всё-таки шины были заменены довольно быстро.
Через три круга я сошёл из-за технической проблемы – потом я подумал, может быть, это было к лучшему. Разумеется, после гонки Хельмут Марко был безумно зол на меня. Я признал свою ошибку, поскольку мне было нечего сказать. Это был довольно неловкий момент».