Роман Грожан рассказал, как изменилась его жизнь после серьёзной аварии в прошлогоднем Гран При Бахрейна...
Роман Грожан: «В автоспорте не бывает безопасных соревнований, кроме, пожалуй, Формулы E. Когда едешь по трассе на скорости более 300 км/ч… К сожалению, сейчас печальный период для французов: сначала погиб Жюль Бьянки, затем Антуан Юбер… Я надеюсь, что закончил эту серию трагедий. Я мог умереть, но я выжил! Это хорошо.
В Бахрейне я ошибся. Передо мной ехали три машины, а справа оставалось свободное место. Я попробовал этим воспользоваться, но там был Квят. Мне не следовало этого делать. С другой стороны, это нельзя считать ошибкой, ведь я не знал, что он там. Он постоянно находился в моей слепой зоне. Я догонял соперников, значит, мой темп был выше – это логично. Но я забыл, что мотор Honda мощнее Ferrari. Когда я попытался занять свободное место, произошёл контакт.
Я вспоминаю Ники Лауду: он получил сильные ожоги, но спустя 37 дней снова сел за руль Формулы 1, а в 1984-м завоевал ещё один титул. У меня появился второй день рождения, и теперь надо двигаться вперёд. Я хочу думать о будущем, участвовать в новых проектах.
Я продолжу гоночную карьеру и сейчас обсуждаю детали контракта. Мы с женой никогда не проводили голосование по поводу моего участия в гонках. Марион знает, что если я не смогу выступать в гонках, то стану невыносимым. Надо дождаться дня, когда эта потребность пройдёт.
С детьми всё сложнее. Им трудно понять, что автоспорт – это моя страсть, часть меня. Благодаря гонкам, я такой, какой есть. Моей дочке три года – она каждый день рисует мои руки и не вполне понимает, что со мной произошло. Сыну пять лет – бывает, что он просыпается от мысли, что наш дом в огне. Старшему сыну семь лет – он предложил мне сменить сферу деятельности и заняться, например, теннисом, ведь мы часто встречаем Гаэля Монфиса – он наш сосед. Либо стать художником. Мне пришлось ему сказать, что я не умею рисовать, и я слишком стар, чтобы достичь уровня Гаэля.
В принципе, я быстро вернулся к привычному образу жизни. Целый месяц я повторял себе, что могу пропустить сезон и вообще не участвовать в гонках, даже если бы мне это не понравилось. Есть вещи, которые я никогда не буду делать. В IndyCar, а это неплохой вариант для меня, я не буду выступать на овалах, даже в Indy 500. По крайней мере, в этом году не буду. Но я не знаю, что меня ждёт в будущем. До аварии я без проблем гонялся бы на овалах, а теперь подожду с этим.
Авария изменила мою жизнь: теперь я не могу спокойно ходить в супермаркет за покупками. Раньше у меня было 900 000 подписчиков, а через пару дней после аварии – 1,4 миллиона. И хейтеры немного успокоились. Любопытно, что меня перестали воспринимать негативно.
Теперь ко мне относятся, как к парню, который выбрался из огня, но главное – как к гонщику, который ничего не упускает. Они спроецировали мою целеустремлённость после аварии на всю мою карьеру. Да, я делал глупости и много рисковал, но у меня никогда не было быстрой машины вроде Mercedes – тогда мне не пришлось бы агрессивно атаковать. Я ценю такое доброжелательное отношение. Раньше так было не всегда.
Люди начали понимать, что наша работа – это наша страсть. Мы многое вкладываем в неё, но это не развлечение. За рулём Haas, позволявшей бороться только за 19-е место, я едва не отдал свою жизнь, чтобы отыграть три позиции. Те, кто меня критиковал, не понимали, что мы рискуем жизнью. Люди стали забывать об уважении к нам».
