Мартин Брандл, бывший гонщик Формулы 1, а ныне популярный комментатор британского телеканала Sky Sports, за годы карьеры выступал в нескольких командах чемпионата, в том числе и в McLaren – это было в 1994-м. Но впервые он сел за руль машины этой команды ещё за 11 лет до этого на тестах в Сильверстоуне, в которых также принимал участие Айртон Сенна. На официальном сайте McLaren опубликованы воспоминания Брандла о тех временах…
McLaren часто воспринимают как серую, слишком серьёзную команду, что совершенно не соответствует действительности. Однозначно, это один из самых дружественных коллективов, с которыми мне доводилось сотрудничать, и у меня до сих пор сохранились хорошие отношения со многими людьми в Уокинге. И я считаю, что для гонщика выступать за McLaren – настоящая привилегия.
Мой первый контакт с этой командой произошёл на тестах в Сильверстоуне под конец сезона 1983 года, когда я ещё выступал в Формуле 3. На тесты кроме меня были приглашены Айртон Сенна и Штефан Белофф. Я тогда был просто вне себя от радости, и когда приехал на автодром, вёл себя как восторженный мальчишка. Помню, Рон Деннис потом прокомментировал: «Мне нравится его энтузиазм». Впрочем, это не совсем то впечатление, которое я хотел произвести!
Джон Уотсон проехал круг, и мы должны были ориентироваться на его время. Мне тогда понравилось, что каждый раз, когда машина возвращалась в боксы, отдельный сотрудник команды её протирал и менял стикеры с нашими именами. Никогда не забуду, как Хоан Вилладельпрат, менеджер команды, пристёгивая меня ремнями безопасности, приговаривал: «Расслабься и просто пилотируй, как обычно».
Я сел за руль после Штефана, но после него все синхронизаторы коробки передач оказались поломаны. Ехать было практически невозможно, мне пришлось сразу вернуться в боксы, и команда их поменяла.
Машина меня просто поразила, но физически я ещё не был готов к управлению ею, хотя на моей скорости это не сказалось. Для неё была характерна некоторая недостаточная поворачиваемость, а динамика разгона и торможения оказались невероятными.
Все мы показывали примерно одинаковые результаты, а потом увидели, как Айртон выехал из поворота Woodcote, и за машиной тянулся шлейф дыма. Несмотря на проблемы с двигателем, он не снимал ногу с газа, пока не промчался мимо Рона, с секундомером сидевшего на пит-уолл.
Сенна остановил машину, миновав боксы, выпрыгнул из кокпита и подошёл к пит-уолл со словами: «Какое время я показал? Это был мой лучший круг». В ответ Рон просто захлопнул свою папку и сказал: «Мне сложно останавливать секундомер, когда моя машина дымит». Развернулся и ушёл!
Тем не менее, механики установили новый двигатель. Мы со Штефаном разозлились, что Сенне предоставили вторую попытку. Разумеется, он произвёл впечатление на команду, но ему позволили сесть за руль не потому, что он был быстрее нас, а потому, что смог договориться с командой.
Но тот день оказался для меня очень важным. Вскоре Кен Тиррелл решил пригласить на тесты лучшего британского гонщика Формулы 3, а это как раз был я, потому что мы с Айртоном намного опережали всех соперников. Когда я вернулся в Сильверстоун, чтобы поработать на тестах с командой Tyrrell, то сразу поехал очень быстро, причём, такое время на машине Кена до меня никто не показывал. Так мне пригодились опыт и уверенность, полученные на тестах с McLaren, и в итоге в 1984 году я дебютировал в Формуле 1 в составе Tyrrell.
Однажды я очень обиделся на Рона, когда он наложил вето на моё участие в Гран При Австрии 1985 года. Я был единственным, кто выступал на машине с атмосферным двигателем, у остальных были турбомоторы, поэтому я не прошёл квалификацию, но если бы мне разрешили стартовать с 27-й позиции, то в гонке я бы выглядел лучше – если бы не позиция McLaren. Тогда я придумал вот что: открутил зеркала от грузовика, приделал их на мою гоночную машину, и вместе с командой мы прикатили её к боксам McLaren. В общем, это означало: «Не волнуйся, я увижу твоих гонщиков, когда они меня догонят».
В более поздние времена почти каждую зиму у нас были разговоры с Роном, когда я уже понял законы гоночного рынка. Казалось, он проявлял ко мне интерес в ситуациях, когда я мог оказаться без контракта, но потом я сообразил, что примерно то же самое он говорил ещё 10-12 пилотам!
Он очень ловко выуживал информацию, задавая вопросы, типа «С кем ещё ты ведёшь переговоры? Какие условия они выдвигают?» Впрочем, если бы вообще не было возможности оказаться за рулём его машины, он бы не стал со мной разговаривать. Шанс был, но весьма призрачный.
Моя карьера сошла с нормальной траектории, когда в конце 1992 года в Benetton отказались от моих услуг. В 1993-м я выступал за Ligier, но моё положение было весьма шатким. И тогда в конце сезона я принял смелое решение: я всё поставил на карту, чтобы получить место в McLaren в 1994 году, когда Сенна перешёл в Williams. Это означало, что я должен был забыть о гонках спорткаров и о предложениях других команд Формулы 1.
Однако Рон хотел, чтобы вернулся Ален Прост. Нас пригласили на тесты в Эшторил, и Прост работал на трассе утром. Я сразу понял, что он не в восторге от нового двигателя Peugeot. Днём пришла моя очередь, но когда я только выехал из боксов, мотор взорвался. Я не успел проехать ни одного круга! Это было что-то вроде дурного предзнаменования тех событий, которые произошли потом…
Но я делал всё, что от меня зависело, чтобы получить контракт с McLaren, и однажды в Лондоне после чьего-то дня рождения вместе с Роном и другими людьми мы поехали в ночной клуб. Всё закончилось тем, что в 4 утра, довольно много выпив с Роном, я закусывал фиш-энд-чипс, чтобы не слишком развезло.
Дома я проснулся с мыслью: «Боже, что подумает Рон? Профессиональный гонщик выпивает, закусывая рыбой с картошкой… Не видать мне контракта с McLaren!» И всё-таки мне кажется, что тот эпизод сыграл свою роль, и отношение Рона ко мне потеплело. В итоге всё решилось буквально в последний момент, во вторник накануне первой гонки сезона. Какая там подготовка? Я подписал контракт, сел в самолёт и улетел в Бразилию.
В общем, мы договорились, я отправился на базу McLaren, встретился с Джо Рамиресом, и мы поехали в аэропорт…
Привод акселератора на машине MP4/9 был с шестерёнчатым механизмом, и в Интерлагосе эти шестерни иногда заедало, поэтому весь уик-энд я вылетал с трассы из-за того, что дроссель заклинивало в открытом положении. Но гонка для меня складывалась весьма неплохо, я обогнал таких соперников, как Йос Ферстаппен и Эдди Ирвайн. А затем начались проблемы с двигателем, которые в том сезоне происходили регулярно, и Рон по радио сказал: «Попытайся добраться до боксов».
Но вдруг я оказался в гравийной ловушке и не мог понять, что произошло, и как я туда попал. Только потом выяснилось, что произошла довольно серьёзная авария: на моём шлеме остался глубокий след от машины Ферстаппена. К счастью, верхняя дуга безопасности приняла на себя основную энергию удара.
Я попытался пешком добраться до боксов, но упал. В итоге я всё-таки вернулся в гараж, отсидел на совещании в команде и улетел домой. Через неделю семья мне объявила: «Мы отвезём тебя в больницу, с тобой что-то не то». Оказалось, что у меня тяжёлое сотрясение мозга, хотя я всё-таки смог выступить в следующей гонке.
Моим напарником тогда был Мика Хаккинен, и я многому у него научился. Разумеется, он очень быстрый гонщик, самый быстрый из всех моих напарников. Михаэль Шумахер отличался всесторонней профессиональной подготовкой, но если сравнивать их телеметрию, то Мика однозначно быстрее.
McLaren MP4/9 нельзя назвать плохой машиной. По-моему, мы с Микой семь раз поднимались на подиум; мне довелось дважды там побывать – в Монако и Аделаиде. Лучше всего, разумеется, я выступил в Монако: стартовал шестым, а потом мне удался прекрасный манёвр – по внешнему радиусу я опередил Герхарда Бергера и финишировал вторым. Правда, в двигателе моей машины уже не было ни масла, ни охлаждающей жидкости, и мы обрадовались, что она смогла проехать всю дистанцию.
Несколько раз я упускал возможность финишировать в первой тройке из-за проблем с машиной. В Барселоне и Сильверстоуне взорвались моторы. Больше всего меня расстроило, что в Peugeot пытались обвинить в этом меня…
Но в том сезоне у меня были и другие причины для волнений: я выступал в McLaren на основании контракта, который надо было подтверждать перед каждой гонкой. Насколько я понимаю, Рон хотел, чтобы у него была возможность усадить за руль любого, кого он посчитал бы более достойным. Смириться с этим было очень тяжело.
А ещё была ситуация, связанная с Филиппом Альо, тест-пилотом McLaren. Руководитель программы Peugeot Жан-Пьер Жабуй настаивал, чтобы этого француза посадили за руль. Когда Мику дисквалифицировали на одну гонку после аварии в Хоккенхайме, в Венгрии моим напарником стал Альо, и я его просто разгромил. Я наслаждался своим превосходством и должен был показать высокий результат, но когда ехал третьим, буквально на последнем круге отказал генератор. Очень жаль, что в тот уик-энд мне не удалось добиться успеха…
Но было здорово завершить тот сезон на подиуме: все гонщики первой тройки были уже не молодыми – Найджел Мэнселл, Герхард Бергер и я. В 1995-м я не выступал в McLaren, потому что команда хотела пригласить Мэнселла. Но тот сезон оказался для McLaren просто ужасным… Впрочем, в 1996-м я снова работал с Peugeot, когда они поставляли моторы команде Jordan, но их качество стало уже намного лучше.
Я с теплотой вспоминаю время, проведённое в McLaren. Моим инженером был Джорджо Асканелли, да и вообще меня окружали отличные ребята. Если бы машина была надёжнее, то сезон сложился бы вполне достойно. Но он оказался непростым, и иногда в том году у меня были причины для расстройства. Тем не менее, я вспоминаю всё это как позитивный жизненный опыт.
